Альп-д’Юэз бесплатные пробы Амфетамин, амф
И главный из них: зачем я все это делаю? На следующее утро мы поехали на й километр трассы откатывать лыжи, чтобы понять, какая из пар лучше едет по этому снегу. Рядом проносятся номера уже из шестой и седьмой тысячи, а сзади напирают еще десять тысяч. Сегодня, много лет спустя, я думаю, что из меня мог бы выйти неплохой средневик, как минимум мне поставили бы технику бега, которой мне так не хватает сейчас, но что теперь жалеть. Еще у меня были в кумирах британцы Себастьян Коэ и Стивен Оветт, приехавшие на Олимпиаду года в Москву, несмотря на бойкот — но размашистый бег Хуанторены меня впечатлял больше всего: высокорослый, сантиметров, смуглый атлет бежал в длинных черных гетрах немыслимыми трехметровыми шагами, и в своих снах я хотел бежать так же. Утром я основательно завтракал геркулесовой кашей и чаем с бутербродами, мама собирала рюкзак с термосом и сменной одеждой, и мы с ней отправлялись к метро. В Нидерландах в это же время появляется тип композиции под названием Weltlandschaft , «панорама мира» — воображаемый панорамный вид с горами и низинами, строениями и маленькими фигурками людей, словно видимый с возвышенности: именно такой взгляд характерен для Питера Брейгеля-старшего, например, в «Охотниках на снегу», где за типичным голландским пейзажем вдруг встают фантастические высокие горы. Поэтому гонщики и занимают очередь с ночи — с 3, с 4 часов утра — и греются у костров, подобно древним воинам перед битвой. Да и сам я, несмотря на отмену всех запланированных гонок, взялся за тренировки с удвоенным энтузиазмом: часами сидел на велостанке с видеозаписями подъемов на легендарные перевалы, бегал интервалы и короткие ускорения в парке под окном, вышел плавать в поймы Москвы-реки, когда вода потеплела. Лыжники сравнивают десятки прогнозов от разных метеослужб, ездят с градусниками для снега в разные точки трассы, звонят знакомым смазчикам; одновременно представители фирм лыжных мазей расставляют свои палатки с прогнозами погоды и вариантами смазки. Впереди, насколько хватало глаз, растянулись караваны лыжников; сначала мы шли в три лыжни, потом в две, и наконец, выстроились в одну бесконечную колонну, в которой было, наверное, две сотни людей. Передо мной огромное снежное пространство размером с десяток футбольных полей, огороженное забором с рекламными щитами. Королевские шишки по доступным ценам! Природа готовилась к нему за несколько дней: пейзаж за окном расстилался серый, сухой, промороженный — земля словно отдала все свои долги, причастилась и соборовалась и лежала спокойно, ожидая облачения в белые ризы.
Бесплатные пробы Мет, метамфа Сыктывкар Малгобек boomershop.ru boomershop.ru Италия Салерно [url=https. Карта сайта boomershop.ru отели и гостиницы, квартиры и комнаты, предприятия и организации, объявления, информация о курортах и городах.
Спуск с горы в сторону Малосена оказался широким и раскатистым, повороты все хорошо читались, и можно было распустить велосипед до 80 километров в час. Вместе со мною борются еще десяток пловцов, мы гребем бок о бок, задеваем друг друга руками — тут я понял, почему нельзя брать с собой часы — кто-то цепляет меня за лодыжку, одновременно я получаю удар пяткой в ухо, но все же подбираюсь к спасительному поручню, хватаюсь за него ослабевшими руками и вытаскиваю себя наверх. Мастерская находилась в вагончике на углу у Дорогомиловского рынка, ныне модного маркета в здании современной архитектуры, а тогда обычного колхозного рынка — «блатными» в те годы считались Центральный и Черемушкинский. Ветер становится все сильнее и холоднее, треплет тебя из стороны в сторону, едва не опрокидывая велосипед, и я вспоминаю рассказы о том, что легких гонщиков-«горняков» здесь иногда попросту сдувает, но моих 75 килограммов и силы мышц хватает, чтобы стоя в седле бодаться с гудящей стеной ветра. От реки поднимался туман со сладким запахом травы и горечью полыни; скоро он заволакивал всю пойму, скрадывая очертания прибрежных ив, глуша далекий лай собак. Прямо на меня на бреющем полете бесшумно летела тройка истребителей. На бегу можно считать шаги, на плавании — гребки, на велосипеде — обороты педалей, но проще всего считать вдохи и выдохи.
Потом мы жили на даче в поселке Абрамцево рядом со знаменитой подмосковной усадьбой Сергея Аксакова и Саввы Мамонтова, и там я прошел все стадии велосипедного взросления, от детского «Школьника» до подросткового «Орленка» и взрослой «Украины» с промежуточной стадией польского складного велосипеда Wigry, на манер отечественной «Камы», которая закончилась в овраге, поскольку велосипед однажды сложился на ходу. А мне больше нравилось в полях, где колосилась рожь с васильками, а к концу июля поспевала кормовая кукуруза — другая в наших широтах и не вырастает, зато можно было полакомиться молочной спелости початком, высасывая из него белый сок. Впереди, между рваных облаков, видна красно-белая телевышка, между мной и ней — километры бесплодной, бездушной пустыни. Каждую ночь Геро зажигала огонь на башне, и ее возлюбленный переплывал пролив, ориентируясь на этот свет; но однажды в бурю пламя погасло и Леандр сбился с пути. В интересы джентльмена непременно входил спорт: само это слово, идущее от старофранцузского desport , «игра», «забава», изначально подразумевало любое развлечение, от охоты до скачек, но со временем стало обозначать физическую активность. И у каждого гонщика из «черники» своя победа, и каждый достоин такого же уважения, как элитный спортсмен. В те годы мне и в голову не приходило, что может быть небезопасно бегать в час ночи одному по пустым набережным. С утра мы катались на лодке — лодочник оставлял для нас пару удобных, хорошо сбалансированных весел, и я греб вверх по течению до Устья — места, где в Москву-реку впадала река Руза — а на обратном пути складывал весла и плыл по течению, лежа на скамье и глядя на июльское небо с трехмерными кучевыми облаками, похожими на фантастических животных. Творческим союзам — писателей, архитекторов, кинематографистов, журналистов — были положены престижные жилые дома в центре Москвы, дачные поселки, знаменитые московские клубы — ЦДЛ, Дом кино, Дом композиторов — а также дома творчества, построенные в самых живописных местах страны. Но вот растительность кончается, и я выезжаю на лунный пейзаж с голым известняком и россыпями камней. Ecstasy Rolls Royce.
Иными словами, «Васа» — это судьба, и относиться к ней следует, как опытному альпинисту к горе: почтительно, смиренно и с долей фатализма. В те годы я бежал на голом энтузиазме и генетике — ни выноса бедра, ни захлеста голени, ни постановки стопы под себя — и однако семнадцатилетним, на первом курсе МГУ, выбегал в простых кроссовках километр из 3 минут на дорожке стадиона на Ленинских горах без тренировки и разминки. Когда окончательно темнело, мы включали фонарики, питавшиеся от динамомашины на вилке переднего колеса, и приезжали домой уже ночью, пропустив вечерний кефир в столовой. На длинных тягунах выяснилось, что холодная мазь на свежем снегу не держит и лыжи нещадно простреливают , отдаваясь болью в сломанном ребре. Я протаптывал в сугробах между клумб и тополей лыжный круг длиной метров пятьсот и катал по нему по часовой стрелке, раз за разом скользя все быстрее, теряя счет кругам, сбрасывая от жара шапку и шарф, утоляя жажду пригоршнями свежего снега — бегал двадцать, тридцать, сорок кругов, до головокружения и изнеможения, и возвращался домой мокрый, счастливый, с горящими пунцовыми щеками.
Вместе со мною борются еще десяток пловцов, мы гребем бок о бок, задеваем друг друга руками — тут я понял, почему нельзя брать с собой часы — кто-то цепляет меня за лодыжку, одновременно я получаю удар пяткой в ухо, но все же подбираюсь к спасительному поручню, хватаюсь за него ослабевшими руками и вытаскиваю себя наверх. Вокзал был пуст, одиноко горели лампы на пустых столиках, бармен дремал, уронив на грудь гордый нос с роскошными усами — эпоха, несомненно, завершилась. Незапланированным бонусом к этому великолепию была раздвоенная сосна в форме лиры, что росла возле одной из «творилок» на развилке аллей. Манифестом новой эпохи становится Der Wanderer — «Странник над морем тумана» немецкого романтика Каспара Давида Фридриха. Я готовился к Босфору не в бассейнах, а на даче под Москвой, возле Звенигорода, плавая против течения в Москве-реке.
Найдя место поглубже, я надел плавательные очки и поплыл. На дороге появляются столбики, отмечающие километры до вершины и среднюю крутизну каждого, а навстречу скатываются велосипедисты в ветровках и утеплителях, заставляя удивляться: кому они нужны в тридцатипятиградусной жаре? В 9 утра мы начали заходить на два трехпалубных парома, которые должны были отвезти нас к месту старта на причале Канлыджа на азиатском берегу: сотни людей разного возраста, пола и комплекции в плавках или купальных костюмах, шапочках и очках — часы, гаджеты, браслеты, кольца строго запрещены, так же, как и неопреновые гидрокостюмы, и маршалы зорко следят за этим на входе. Одно я понял точно — кроме книг и мыслей, которые они рождают, кроме юношеских текстов, которые я писал десятками страниц, захлебываясь словами, кроме осознания конечности бытия, своего и своих близких, которое в этом возрасте уже пришло и было пережито и принято как неизбежность — мне было дано еще собственное тело, которое может перемещаться в пространстве на многие километры, дана радость движения, что искупает все жизненные проблемы и невзгоды: в любое время дня и ночи надо просто взять кроссовки, какие бы они у тебя ни были, выйти на улицу и начать бежать, и все остальное приложится, встанет на место. Это были не праздные феодалы, живущие на ренту от своих владений, а люди нового времени, благородного происхождения, имеющие право носить оружие каковое право, впрочем, покупалось и живущие за счет своего труда: открывая рудники и мануфактуры, участвуя в войнах на Континенте, служа при дворе, в торговой компании или адвокатской конторе, которые возникали в то время в изобилии. В честь его километрового перехода и был задуман марафон из Сэлена в Муру под названием Васалоппет, «гонка Васы». Мастерская находилась в вагончике на углу у Дорогомиловского рынка, ныне модного маркета в здании современной архитектуры, а тогда обычного колхозного рынка — «блатными» в те годы считались Центральный и Черемушкинский. Внутри вагончика шла зимняя мистерия: звенел точильный камень и летели искры с лезвий коньков, шипела паяльная лампа и восхитительно пахло смолой. И одновременно с тем, как солнце заливало светом просыпающийся город, у меня в груди росло ожидание нового, важного, предвкушение больших событий, далеких горизонтов. Одним из участников этой войны был молодой дворянин по имени Густав Эрикссон, племянник бездетного регента Швеции Стена Стуре Старшего. Гашиш, Бошки, Шишки бесплатные пробы Андижан.
Как и во многих картинах Фридриха, мы входим в пейзаж через фигуру странника, одинокого человека, созерцающего ландшафт, но здесь он представлен более фактурно, является центром композиции: романтический герой, гордый и сильный, смотрит на горы взглядом равного, буря чувств в его душе соизмерима со стихией перед ним, он признает ее величие, но одновременно бросает ей вызов, в нем чувствуется фаустовский дух исследователя. Впрочем, это было не у меня одного, обочины всех подъемов были уставлены вереницами гонщиков, лихорадочно перемазывающих лыжи. Мастерская находилась в вагончике на углу у Дорогомиловского рынка, ныне модного маркета в здании современной архитектуры, а тогда обычного колхозного рынка — «блатными» в те годы считались Центральный и Черемушкинский. Словно это река времени, и ты борешься с его потоком, проходишь сквозь него. Почему я уже двадцать лет, проспав три-четыре часа, встаю ни свет ни заря, впотьмах ем мюсли и банан и выскальзываю в утренний холод — чтобы куда-то бежать, ехать, плыть? Всё как доктор прописал. Таблетки содержат МГ.
Report content on this page. Я бежал широкими шагами, далеко выкидывая вперед свои непропорционально длинные ноги, а в голове у меня были картинки с телевизора: кубинец Альберто Хуанторена, выигравший золото на дистанциях и метров с мировым рекордом на Олимпиаде года в Монреале. Заехав в коттедж, мы отправились на регистрацию, получили стартовые номера, а я еще и штамп на проход в вожделенную первую группу, побродили по экспо, прикупив на память по фирменной шапочке и послушав советов смазчиков от фирм-производителей. В Нидерландах в это же время появляется тип композиции под названием Weltlandschaft , «панорама мира» — воображаемый панорамный вид с горами и низинами, строениями и маленькими фигурками людей, словно видимый с возвышенности: именно такой взгляд характерен для Питера Брейгеля-старшего, например, в «Охотниках на снегу», где за типичным голландским пейзажем вдруг встают фантастические высокие горы. Но если говорить о детстве и раннем отрочестве, то его роль сводилась к тому, что он один раз в год ездил со мной в Рузу, где находился Дом творчества композиторов — мой частный детский рай.
А у высоких берегов, на стремнине, лодку несло быстро вдоль глинистых обрывов с гнездами ласточек-береговушек, которые заполошно влетали и вылетали из своих нор. Я остановился и в недоумении огляделся вокруг. Британцы стали адаптировать различные деревенские игры — борьба, кегли, футбол — и аристократические развлечения, такие как скачки и фехтование, под запросы растущего городского населения. Оглядевшись вокруг, я обнаружил, что рядом почти никого нет — пловцы растянулись широким фронтом по проливу, каждый ловя свое течение и траекторию. И я подумал, в очередной раз за этот день, как велик гений человека и как порой страшны дела его. С вечера была собрана одежда: кирзовые ботинки с металлической скобой на носу под прогрессивные на тот момент крепления «ротефелла», связанные бабушкой шерстяные носки, байковые штаны с начесом в е я сменил их на джинсы, а в е — на нейлоновые спортивные брюки , свитер, брезентовая штормовка и высокая шапка с красным помпоном из-под тех же бабушкиных спиц. Оно помнит десятки тысяч километров трасс, скрип пыли на зубах и кристаллы соли на коже, уколы мороза на щеках и холод дождя на плечах от промокшей майки, оно помнит все падения и приступы «асфальтовой болезни», как называют ее велосипедисты, все операции и реабилитации, все поглощенные калории и выданные ватты мощности а спорт — это наука о цифрах! Засыпая ночью, я ложился поверх жаркого одеяла, вспоминая уходящий день всем телом, всеми мышцами, обгоревшим носом, волдырями на ладонях: блики солнца, скрип уключин и журчание воды у носа лодки, толчками движущейся против течения, глухой удар мяча о грунтовый корт и звонкий — о нейлоновые струны, молочную прохладу тумана и слепое пятно велосипедного фонарика.
В Сэлен приехали ближе к 7. Еще был буфет, где полная румяная буфетчица Дуся продавала боржом и прочий дефицитный товар, от сервелата до икры — впрочем, ее могли себе позволить только богатые композиторы-песенники. Иногда справа или слева раздавался сдавленный крик или треск палки, оступалось и падало тело, и толпа молча обтекала его по законам гидродинамики. Угериться самое то! Но в настоящие поездки, велосипедные туры, брал меня отец во время летних каникул в Рузе. Герой-романтик и герой-покоритель рождался и как герой-атлет, для которого его физические достижения и рекорды были ничуть не менее важны, чем успехи на военном, политическом или поэтическом поприще — новой эпохе нужно было новое, спортивное тело.
Но в настоящие поездки, велосипедные туры, брал меня отец во время летних каникул в Рузе. Но день удовольствий на этом не кончался: дома ждала горячая ванна с хвоей и бульон с кулебякой, которую мама готовила еще спозаранку, до того, как все встали, так что по возвращении оставалось только поставить ее в духовку. Вслед за всеобщей рационализацией и бюрократизацией, в нем устанавливались правила, кодексы, хартии, появлялись федерации, менеджеры и чиновники. После Шале Рейнар крутизна немного отпускает, и можно перевести дух и поднять голову — вышка кажется все так же далеко, но уже чувствуется ее притяжение. Умыл лицо снегом, подышал сырым воздухом и вернулся в дом. После этого в школу пришел тренер из спортшколы и долго уговаривал меня пойти в секцию, но мне и в голову не могло такое прийти: бег, прыжки — это часть обычной жизни, зачем из этого делать специальность? Так эпидемия стала для многих путем возвращения в природу и в собственное тело. Иногда я начинал прямо от подъезда. Подавали голос птицы, и деревья шелестом листвы приветствовали новый день. Я каждый день купал в ней свою собаку Бруно, метиса легавой и отличного пловца, наблюдал, как он с усилием выгребает против потока, стремясь за заветной палкой — и решил попробовать сам. Природа готовилась к нему за несколько дней: пейзаж за окном расстилался серый, сухой, промороженный — земля словно отдала все свои долги, причастилась и соборовалась и лежала спокойно, ожидая облачения в белые ризы.
Тем временем в Муру пришли известия, что в Стокгольме король Кристиан позвал на пир и предательски убил 80 шведских дворян, включая отца и брата Эрикссона, чаша терпения местных жителей переполнилась, и они послали за Густавом двух лучших лыжников, чтобы позвать его возглавить восстание. Еще у меня были в кумирах британцы Себастьян Коэ и Стивен Оветт, приехавшие на Олимпиаду года в Москву, несмотря на бойкот — но размашистый бег Хуанторены меня впечатлял больше всего: высокорослый, сантиметров, смуглый атлет бежал в длинных черных гетрах немыслимыми трехметровыми шагами, и в своих снах я хотел бежать так же. Многие гордились успехами в своем увлечении больше, чем в своей основной профессии: известно, что Владимир Набоков, создавший классический образ джентльмена в XX веке, ценил свои достижения в энтомологии выше, чем на литературном поприще — и он же, кстати, в Берлине зарабатывал на жизнь уроками тенниса и бокса. Лыжники сравнивают десятки прогнозов от разных метеослужб, ездят с градусниками для снега в разные точки трассы, звонят знакомым смазчикам; одновременно представители фирм лыжных мазей расставляют свои палатки с прогнозами погоды и вариантами смазки. И ты продолжаешь двигать вперед свою тушку деревянными ногами, растягиваешь сведенные судорогой мышцы, отпаиваешься колой, чтобы залить в кровь столь необходимый сейчас сахар — и в этот момент ты проклинаешь себя, свои занятия и этот спорт, которому отдано все твое нерабочее время, все выходные и отпуска, в ущерб карьере, личной жизни, здоровью, наконец, и ты говоришь себе «никогда снова», ты клянешься завязать со спортом и начать жить, как все, спать по выходным до полудня и ездить в отпуск на пляж.
Все начинается примерно за год — вернее, за 49 недель до старта, когда открывается регистрация на гонку следующего года. Мы заходили в зал ожидания через узкую, непрестанно хлопающую дверь, которая выпускала клубы белого пара. Взбирался ли Петрарка на Мон-Ванту или вообразил это в порыве вдохновения — горы еще долгие века оставались для человека преградой и источником опасности, с обрывами и пропастями, где обитали тролли и заблудшие души. В те дни, когда в школе не было лыж, я вечерами катался в сквере под окнами — сейчас там проложили Третье транспортное кольцо и течет десятиполосный поток машин, а прежде у метро «Кутузовская» был маленький парк с малороссийскими пирамидальными тополями: в нашем Киевском районе и названия улиц, и монументы, и породы деревьев напоминали о соседней республике кто бы сказал мне тогда, что через тридцать лет Россия с Украиной будет воевать! Кривая километровая лыжня была проложена между проплешинами земли и травы, с собачьими кучами и брошенными картонками для катания с горки — но я, как охотничий пес, чувствовал только запах снега и, замерев, ждал команды на старт, чтобы начать бежать наперегонки с собственной радостью. В полях уже отцвела лаванда, оставив аккуратные бурые грядки, и на вершинах холмов расположились средневековые деревни — словно защитники крепости, плечом к плечу, на склонах стояли по кругу каменные дома, обороняясь от мавров, каталонцев, жары, мистраля, времени. Заехав в коттедж, мы отправились на регистрацию, получили стартовые номера, а я еще и штамп на проход в вожделенную первую группу, побродили по экспо, прикупив на память по фирменной шапочке и послушав советов смазчиков от фирм-производителей. Безоглядная вырубка диких лесов в Азии и Африке, расширение плантаций под рыночные культуры типа пальмы, отлов и продажа экзотических животных на печально знаменитых китайских wet markets , рынках-живодернях, употребление их в пищу — зона контакта человека и живой природы опасно расширилась, и оттуда в цивилизацию стали все чаще попадать новые патогены. Вернее, быть может, опасность и была, но я чувствовал, что это не я погружаюсь в стихию ночи, пустого города, мигающих светофоров — но что я сам часть этой стихии. Пара сотен пловцов сгрудились у борта, отмечая ориентиры — пролеты моста Султана Мехмета, маяк Румели Хисар, Военная академия и остров Галатасарай. Счетчик километров тоже был механический, там, в окошке, будто в старом кассовом аппарате, выползали цифры, и однажды они показали вожделенную цифру 50 километров. Эта книга писалась в году во время эпидемии коронавируса. Первая попытка состоялась в апреле года, но из-за сильного течения и холодной воды заплыв был остановлен.
Потому что хотя Васалоппет — это 90 километров непростой трассы по холмам, лесам и открытой тундре, самая сложная ее часть — это узкий стартовый подъем в сопки, который тянется с 1-го по 3-й километр с набором высоты метров. Нам обещали увеселительный заплыв по течению, а в итоге получился античный эпос с битвой стихий. Купить закладку кокса Рязанская область: кокаин, Марихуана шишки и бошки, гашиш, амфетамин, героин, мдма, экстази, скорость, мефедрон. Это были не праздные феодалы, живущие на ренту от своих владений, а люди нового времени, благородного происхождения, имеющие право носить оружие каковое право, впрочем, покупалось и живущие за счет своего труда: открывая рудники и мануфактуры, участвуя в войнах на Континенте, служа при дворе, в торговой компании или адвокатской конторе, которые возникали в то время в изобилии. Но отобраться в группу — это половина дела, надо еще заранее зайти в стартовые коридоры, чтобы встать в первые ряды своего кармана: это даст выигрыш в сотни мест. Я пытался представить те мысли и чувства, что испытывал путешественник семь веков назад, неважно, был ли это Петрарка или Буридан, и, подобно поэту, пришел к мысли о безграничности человеческого духа, который может в одной точке соединить пространство и время, и поскольку у меня не было с собой карманного издания «Исповеди», то достал свой старенький мобильный телефон, одну из первых моделей с камерой и сделал фото. Прямо на меня на бреющем полете бесшумно летела тройка истребителей. Это была еще та, сталинская конституция года, которую отмечали до го — в м была с помпой принята новая конституция «развитого социализма», и праздник сместился на 7 октября — день по-своему хороший, честный осенний день, но для лыж бесполезный. Вдобавок к трещине в ребре, мне предстояло бежать 90 километров натощак. МДМА Кристаллы бесплатные пробы о. Впереди, насколько хватало глаз, растянулись караваны лыжников; сначала мы шли в три лыжни, потом в две, и наконец, выстроились в одну бесконечную колонну, в которой было, наверное, две сотни людей. Получалось километров 25, чуть меньше двух часов. Оглядевшись вокруг, я обнаружил, что рядом почти никого нет — пловцы растянулись широким фронтом по проливу, каждый ловя свое течение и траекторию. Многие гордились успехами в своем увлечении больше, чем в своей основной профессии: известно, что Владимир Набоков, создавший классический образ джентльмена в XX веке, ценил свои достижения в энтомологии выше, чем на литературном поприще — и он же, кстати, в Берлине зарабатывал на жизнь уроками тенниса и бокса.
И есть счет, который размечает дистанцию. На бегу можно считать шаги, на плавании – гребки, на велосипеде – обороты педалей, но проще всего считать вдохи и. ⛔ ВНИМАНИЕ! Используйте ВПН, если ссылка не открваеться! В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ! В поиске НАС НЕТ там только.
Наверное, именно тогда я научился памяти тела, тому, что не только глаза, нос и уши, но все оно дано мне в качестве органа осязания, инструмента для открытия мира. После обеда был тихий час, и я лежал в комнате, полутемной от густого леса за окном, слушая одинокие голоса птиц, следя за тенями листьев на потолке. На физкультуре в школе, как и с лыжами, я любил дни с легкой атлетикой, прыжки в длину и в высоту, забеги на набережной. Много лет назад, когда я только начинал бегать лыжные марафоны, я стал завсегдатаем лыжного форума, где спортсмены-любители делились советами, лайфхаками и, конечно же, новостями о ситуации со снегом на трассах — в сиротские зимы XXI века лыжник похож на искателя сокровищ, рыщущего по лесам в поисках остатков исчезающего снега. Взбирался ли Петрарка на Мон-Ванту или вообразил это в порыве вдохновения — горы еще долгие века оставались для человека преградой и источником опасности, с обрывами и пропастями, где обитали тролли и заблудшие души. Пара сотен пловцов сгрудились у борта, отмечая ориентиры — пролеты моста Султана Мехмета, маяк Румели Хисар, Военная академия и остров Галатасарай. Мы на собственной коже начинаем осознавать пределы, которые окружающая среда ставит нашему расширению, колонизации планеты и истощению ее ресурсов. Report content on this page.
Всегда самая свежая выпечка! В полях уже отцвела лаванда, оставив аккуратные бурые грядки, и на вершинах холмов расположились средневековые деревни — словно защитники крепости, плечом к плечу, на склонах стояли по кругу каменные дома, обороняясь от мавров, каталонцев, жары, мистраля, времени. В то же время — спорт был во многом иррационален, как и законы капитализма, и свободную игру рыночных стихий в нем представляли ставки и пари; а свойственный спорту авантюризм отражал опасности и риски эпохи глобальных путешествий. На Галатском мосту уже зажигались огни, под яркими лампами бурлил Египетский рынок с полными лотками специй, призывала к вечерней молитве Новая Мечеть, и ей сверху эхом вторила азан сказочная воздушная мечеть Сулеймание. Снегопад немного ослаб, но стартовое поле уже превратилось в кашу. Мы ехали в арендованный домик в двадцати километрах от старта, и по мере продвижения на север возрастало на шоссе количество автомобилей с такими же капитальными скибоксами, обклеенными стикерами с известных марафонов.
Альп-д’Юэз бесплатные пробы Амфетамин, амф Я качусь вдоль барьеров, выпрашивая у зрителей запасную палку, пока не доезжаю до маршала с ворохом палок, который дает мне одну. Многие гордились успехами в своем увлечении больше, чем в своей основной профессии: известно, что Владимир Набоков, создавший классический образ джентльмена в XX веке, ценил свои достижения в энтомологии выше, чем на литературном поприще — и он же, кстати, в Берлине зарабатывал на жизнь уроками тенниса и бокса. Поэтому гонщики и занимают очередь с ночи — с 3, с 4 часов утра — и греются у костров, подобно древним воинам перед битвой. Меня окликнули из толпы зрителей — это был знакомый лыжник, живший с семьей в Швеции и снимавший домик прямо возле стартового подъема. Молодой человек, в котором по растрепанной светлой шевелюре угадывается сам художник, взошел на вершину и, стоя спиной к зрителю, смотрит на расстилающийся под ногами горный ландшафт, затянутый клочьями тумана. А после дождей, или когда сбрасывали воду из верхних водохранилищ — Рузского, Можайского, Озернинского, — река поднималась на метр—два, становилась мощной и мутной, несла ветки и смытые с корнем растения, и я с трудом удерживался на месте, гребя на полной мощности, борясь со встречным потоком и быстро сдаваясь на его волю. Вокзал был пуст, одиноко горели лампы на пустых столиках, бармен дремал, уронив на грудь гордый нос с роскошными усами — эпоха, несомненно, завершилась. Как и в велоспорте, ехать в пелотоне было легко, можно было даже толкаться через раз, но любая попытка вырваться из него оборачивалась неудачей — в параллельных лыжнях лежал свежий снег, лыжи нещадно тупили, а караван моментально закрывал просвет и уже не пускал тебя обратно.
Только на полках нашего магазина: мощный энергетический сорт родом из знойной Бразилии. Я стартовал рано утром из Арля, на окраине болот Камарг в дельте Роны, миновал Авиньон и к полудню был в Бедуэне, откуда начинается классический километровый подъем с юга. У подножья стояла июльская жара, под палящим солнцем замерли виноградники, гора дрожала в мареве, словно облитая жидким стеклом. Лечение и гипс никакие не требуются, сказал врач, просто несколько недель покоя — но пока что каждый шаг и вдох отдавались острой болью. Любопытно, что у соседней Норвегии — похожая история спасения будущего короля, только происходила она тремя веками ранее, зимой года, когда сторонники партии биркебейнеров изначально прозванных за бедность «лапотниками», «березовыми ногами», так как обуты они были в лапти из бересты , двигаясь на лыжах через горы и леса, унесли в Трондхейм от кровожадных соперников младенца, наследника престола Хакона IV. Кривая километровая лыжня была проложена между проплешинами земли и травы, с собачьими кучами и брошенными картонками для катания с горки — но я, как охотничий пес, чувствовал только запах снега и, замерев, ждал команды на старт, чтобы начать бежать наперегонки с собственной радостью. Мало того что она была сантиметров на десять короче, чем нужно, у нее еще не застегивался темляк лямка на липучках, которая крепит ручку палки к кисти , и мне приходилось крепко зажимать ее в кулаке, что совершенно неправильно: кисть лыжника должна быть все время разжата, усилие передается только через петлю, а не через кулак. Я не достиг выдающихся спортивных результатов и в жизни не выиграл ни одного забега, кроме совсем уж домашних стартов, «чемпионатов водокачки», как мы их иронично называем. Я бежал мимо гостиницы «Украина», рядом с которой была стоянка большегрузных фур из соцлагеря — болгарских, румынских, венгерских, — где неслышными тенями двигались фарцовщики, скупавшие у водителей дефицит, и валютные проститутки; пробегал под метромостом у «Смоленской», мимо ярких огней Киевского вокзала и гулких объявлений из репродуктора на сортировке, мимо дымов ТЭЦ на Бережковской набережной, пересекал фабричную речку Сетунь, выливающуюся из трубы коллектора, — и оказывался в зеленых объятиях Ленинских гор. Они стартовали до восхода солнца из деревни Малосен у северных отрогов одиноко стоящей двухкилометровой горы, получившей название «Гигант Прованса» или «Лысая гора», поскольку верхняя часть ее — голый известняк без растительности и деревьев, из-за чего она кажется покрытой снегом круглый год. Оно помнит десятки тысяч километров трасс, скрип пыли на зубах и кристаллы соли на коже, уколы мороза на щеках и холод дождя на плечах от промокшей майки, оно помнит все падения и приступы «асфальтовой болезни», как называют ее велосипедисты, все операции и реабилитации, все поглощенные калории и выданные ватты мощности а спорт — это наука о цифрах! Лыжи были ее стихией еще со студенческих времен — всех своих друзей, поклонников, а позже моего отца, мою бабушку и меня самого с возраста пяти лет она заражала своим энтузиазмом и выводила на лыжню.
Сценарий этого спектакля наследовал площадным представлениям в эпоху Средневековья, позволял выплеснуться низменным страстям, облекал грубость и жестокость в формы сценического действа. От этого на Васалоппет такой суровый дух соперничества — десятилетиями там соревнуются провинции и города, заклятые соседи шведы и норвежцы, мужчины с лучшими женщинами. Сверху набежала густая тень, сразу похолодало: мы вплыли под мост. МДМА — это счастье в чистом виде. Но отобраться в группу — это половина дела, надо еще заранее зайти в стартовые коридоры, чтобы встать в первые ряды своего кармана: это даст выигрыш в сотни мест.
Лечение и гипс никакие не требуются, сказал врач, просто несколько недель покоя — но пока что каждый шаг и вдох отдавались острой болью. Это водное пространство в центре города не похоже на амстердамские или венецианские каналы или на реки, делящие пополам Париж и Рим, — нет, здесь движутся морские течения, дуют вольные ветра и волны вздымаются над темными глубинами». Взбирался ли Петрарка на Мон-Ванту или вообразил это в порыве вдохновения — горы еще долгие века оставались для человека преградой и источником опасности, с обрывами и пропастями, где обитали тролли и заблудшие души. Переломным моментом тут стала Славная Революция года, которая отменила пуританские запреты на увеселения. Байрон был не только первоклассным пловцом, но во время учебы в Кембридже преуспел также в верховой езде и боксе — необходимых умениях истинного джентльмена — не отказывая себе, впрочем, в попойках, кутежах и картежной игре, отчего постоянно залезал в долги. Тут же кто-то проезжает по моей палке, ломая ее, я беспомощно барахтаюсь на снегу, пытаясь встать, пока мимо и поверх меня несется полубезумное стадо со скоростью тридцать человек в секунду, наконец, через боль мне удается подняться и осторожно, под окрики едущих сзади, пробраться к краю стартового поля. Ходить по горам, тем более восхищаться ими казалось странным; легенды рассказывали об охотниках и пастухах, которые терялись в ущельях и на горных кручах, пропадали насовсем или объявлялись годы спустя в виде призраков. Засыпая ночью, я ложился поверх жаркого одеяла, вспоминая уходящий день всем телом, всеми мышцами, обгоревшим носом, волдырями на ладонях: блики солнца, скрип уключин и журчание воды у носа лодки, толчками движущейся против течения, глухой удар мяча о грунтовый корт и звонкий — о нейлоновые струны, молочную прохладу тумана и слепое пятно велосипедного фонарика. В Нидерландах в это же время появляется тип композиции под названием Weltlandschaft , «панорама мира» — воображаемый панорамный вид с горами и низинами, строениями и маленькими фигурками людей, словно видимый с возвышенности: именно такой взгляд характерен для Питера Брейгеля-старшего, например, в «Охотниках на снегу», где за типичным голландским пейзажем вдруг встают фантастические высокие горы. С женщинами, впрочем, отдельная история.
Мы положили последний слой мази по погоде, закинули рюкзаки со сменной одеждой в грузовики, которые поедут на финиш, и заняли места в своих стартовых коридорах. Одновременно люди бросились скупать оборудование для турпоходов: весной года, на пике локдаунов первой волны, спортивные магазины с изумлением сообщали о взлетевших продажах палаток, спальных мешков и трекинговой обуви — запертые в домах горожане покупали надежду оказаться на природе, в удалении от других, в безопасности и чистоте. Байрон этим по праву гордился и даже упоминал в своем «Доне Жуане»: описывая, как его герой плавал в родном Гвадалквивире, поэт без ложной скромности замечает:. Прямо на меня на бреющем полете бесшумно летела тройка истребителей. Не меньшей проблемой стала подменная палка. Купить закладку Гашиш, Бошки, Шишки Ноябрьск. Окна ее выходили на восток, и встающее передо мной солнце окрашивало розовым крыши Кутузовского, шпили высоток, золотой купол Ивана Великого. Он был музыкантом широкого профиля — критиком, оперным либреттистом, историком джаза, — но главной его страстью был фольклор: как председатель Фольклорной комиссии Союза композиторов он ездил с экспедициями по Русскому Северу, Вычегде, Печоре и Шексне, выискивал последних носителей традиции, собирал напевы и частушки помню, его коллекцией матерных частушек живо интересовалась Лиля Брик, которой было уже далеко за 80 , и оттуда, как мне кажется, шло его интеллигентское народничество — как и все шестидесятники, что в XIX, что в ХХ веке, он искал правду в толще народной жизни, высоко ценил «деревенщиков», ездил на фестивали в есенинское Константиново и шукшинские Сростки. Более того, ставят под сомнение сам факт, что Петрарка поднимался на вершину: учитывая, что на деле это письмо было написано и опубликовано полтора десятка лет спустя после предполагаемого восхождения и через десять лет после смерти его адресата, монаха Дионисия, возможно, что Петрарка придумал этот рассказ, чтобы изложить свои сокровенные мысли. Пристрелянные ориентиры на берегу скрылись в пелене, а компьютера на руке не было, чтобы отмерить расстояние. Но главное, что он проходит в Стамбуле, самом бурлящем и ностальгическом городе мира, где сходится мощь двух континентов, двух мировых религий — и одновременно оседает пыль веков, античной, византийской, османской, кемалистской эпохи, где тени прошлого населяют запущенные ялы, виллы османской знати, смотрящиеся в свое отражение на воде, и где в дух города, по словам его сегодняшнего певца Орхана Памука, входит «хюзюн»: печаль, тоска по минувшему. Не следует давать ей проникнуть в собственное «я» и заполнить сознание, надо стараться оттеснить ее на периферию, переключив внимание на насущные задачи: найти быструю лыжню, догнать группу в сотне метров впереди, и даже, проезжая по гребню сопки, оглядеться вокруг и насладиться пейзажем — заснеженные мягкие холмы, покрытые редколесьем, с разбросанными там и сям красными коттеджами.
Обнаружив недавно этот снимок в архивной папке компьютера, я увидел лишь мутное, размытое пятно в плохом разрешении; в этом смысле память — более надежный союзник. Королевские шишки по доступным ценам! Ветер становится все сильнее и холоднее, треплет тебя из стороны в сторону, едва не опрокидывая велосипед, и я вспоминаю рассказы о том, что легких гонщиков-«горняков» здесь иногда попросту сдувает, но моих 75 килограммов и силы мышц хватает, чтобы стоя в седле бодаться с гудящей стеной ветра. В 9 утра мы начали заходить на два трехпалубных парома, которые должны были отвезти нас к месту старта на причале Канлыджа на азиатском берегу: сотни людей разного возраста, пола и комплекции в плавках или купальных костюмах, шапочках и очках — часы, гаджеты, браслеты, кольца строго запрещены, так же, как и неопреновые гидрокостюмы, и маршалы зорко следят за этим на входе. Мы ехали в арендованный домик в двадцати километрах от старта, и по мере продвижения на север возрастало на шоссе количество автомобилей с такими же капитальными скибоксами, обклеенными стикерами с известных марафонов. Там меня уже ждали друзья из Петербурга, приехавшие на микроавтобусе с большим скибоксом на крыше, где вместе с лыжами их жен, детей и с моими привезенными из Москвы тремя парами насчиталось 30 пар лыж. Огромное стартовое поле в 16 тысяч человек разгоняется на первом километре и упирается в бутылочное горлышко — извилистую просеку в густом лесу, которая двумя рукавами уходит наверх и теряется где-то за вершинами елей. Бывалые болельщики на трассе, привыкшие ко всем видам немощи и распада, охотно помогали мне расстегнуть крепления, хотя колодку я подмазывал сам — если строго следовать правилам, то помощь со стороны запрещена. Когда окончательно темнело, мы включали фонарики, питавшиеся от динамомашины на вилке переднего колеса, и приезжали домой уже ночью, пропустив вечерний кефир в столовой. Хребет, одиноко стоящий среди равнины Прованса, притягивает все ветры, и самый свирепый из них, мистраль, дующий с северо-запада в сторону моря и выворачивающий с корнем деревья, так что многие из них в Провансе наклонены к югу.
И тут случилась первая неожиданность: перестегиваясь из одной тестовой лыжи в другую, я поскользнулся на обледенелой горке, лыжа поехала вперед, нога полетела вверх, и я шлепнулся на спину — но не приземлился на ягодицы, а упал поясницей на жесткую термофлягу, которую лыжники возят с собой на поясе на разминку и тренировку. Сверху набежала густая тень, сразу похолодало: мы вплыли под мост. Скорость соль кристаллы бесплатные пробы Падуя. Но в настоящие поездки, велосипедные туры, брал меня отец во время летних каникул в Рузе. Я бежал мимо гостиницы «Украина», рядом с которой была стоянка большегрузных фур из соцлагеря — болгарских, румынских, венгерских, — где неслышными тенями двигались фарцовщики, скупавшие у водителей дефицит, и валютные проститутки; пробегал под метромостом у «Смоленской», мимо ярких огней Киевского вокзала и гулких объявлений из репродуктора на сортировке, мимо дымов ТЭЦ на Бережковской набережной, пересекал фабричную речку Сетунь, выливающуюся из трубы коллектора, — и оказывался в зеленых объятиях Ленинских гор. Не легче оказались и подъемы, на которые так щедра трасса Васалоппет; все ее промежуточные станции — это «берги», горки: Эвертсберг, Рисберг, Оксберг.
Бывалые болельщики на трассе, привыкшие ко всем видам немощи и распада, охотно помогали мне расстегнуть крепления, хотя колодку я подмазывал сам — если строго следовать правилам, то помощь со стороны запрещена. Нам обещали увеселительный заплыв по течению, а в итоге получился античный эпос с битвой стихий. В тот год я был готов, как никогда. Все начинается примерно за год — вернее, за 49 недель до старта, когда открывается регистрация на гонку следующего года. И одновременно с тем, как солнце заливало светом просыпающийся город, у меня в груди росло ожидание нового, важного, предвкушение больших событий, далеких горизонтов. А мне, напротив, повезло: потеряв в непогоду ориентиры, я гораздо позже свернул на финиш, и в итоге противоток мне помог. Внутри было тепло, сыро и шумно, десятки лыжников стряхивали снег, перевязывали лыжи, изучали расписание, и по уставшему, остывающему телу проходил первый озноб. Гашиш, Бошки, Шишки бесплатные пробы Андижан. И все же эти домашние тренировки не могли подготовить меня ко встрече с Босфором. С тех пор я регулярно бегал тренироваться на реку — два километра по полям туда, заплыв против течения на условных три километра, и два километра бегом обратно, — храня в теле речную свежесть.]
Сейчас там пафосный променад с видом на небоскребы Москва-Сити, а тогда все выглядело довольно убого: серый день, слякоть, оттепель, полузамерзшая Москва-река, за которой виднелись дымы и цеха Красной Пресни, словно пейзаж из романа «Мать» Максима Горького, который мы проходили по литературе. В феврале житель Муры Андерс Перс опубликовал в местной газете статью с идеей проведения забега в честь перехода Густава Васы, на следующий день ее перепечатала национальная Dagens Nyheter, пожертвовав крон на организацию соревнований, и гонка состоялась уже месяц спустя, 19 марта года, собрав участников, включая лучших лыжников Швеции. Но когда ты финишируешь, то все забываешь и готов проделать этот путь снова и снова, и почти сразу регистрируешься на гонку следующего года. К концу выходных участники форума писали подробные отч о ты о прошедших соревнованиях, соревнуясь в стиле, остроумии, дополняя их путевыми заметками и философскими размышлениями, и эта постгоночная рефлексия становилась частью спортивной жизни, дополнением к финишному протоколу: как говорили мы тогда, «без хорошего отчета результат не засчитан». Вслед за всеобщей рационализацией и бюрократизацией, в нем устанавливались правила, кодексы, хартии, появлялись федерации, менеджеры и чиновники. Иногда справа или слева раздавался сдавленный крик или треск палки, оступалось и падало тело, и толпа молча обтекала его по законам гидродинамики. В тот год я был готов, как никогда.
